В пелеринках, в вуалях, мехах, удивлением с девочкой схожа. Ах! Маринушка! Зиночка?! Это Вы?.. Ах! Боже! Аннушка! БрУстверы - каменной кожей. На меня обернулся бушлатный Кронштадт. От балтийского Ада немею. Мой Париж превращается в тризненный Зад. На лакея тулуп натянувший камею. И плывёт отеканьем пасхальной свечи пьяный сброд, сам собою довольный, и пощёчиной слышно: - Ты, Сучка, Молчи! Как на штык их - кишкам!.. Навертеться. Игольно! Вот и всё. В этой сблёванной луже - ты сиди и кричи...