Делюсь. Игорь Иртеньев"
"Вернусь-ка я на родину иного вроде нет пути
К корням, к истокам, к пажитям, что грезились в нощи,
Вернулся я на родину, ан, глядь, ее и нетути –
Украли окаянные, ищи теперь, свищи.
С восходами, с закатами, с березками и с кленами,
С местами заповедными и прочей мутотой,
Набили, блядь, лопатники купюрами зелеными,
Воспользовались нехристи народной темнотой.
Покамест он, глубинный наш, на лавке лузгал семечки
Да красных девиц под руку водил на сеновал,
Лихое неожиданно для всех настало времечко,
И, стало быть, стабильности период миновал.
Настал пиздец – наш батюшка халяве – нашей матушке,
Заступнице, кормилице, поилице, и проч.
И как теперь прикажете нам дальше жить, ребятушки?
Как нам напасть зловредную всем миром превозмочь?
Чтоб снова было вдосталь тут березового ситца, и
Чтобы опять ломились тут от хлеба закрома,
Чтобы текли потоком к нам как раньше инвестиции,
А горе если было бы, то разве от ума.
Чтоб нивы колосились тут, и зеленели пажити,
И сами в рот"
Bon Soir
Жара. Пыль. Дорога.
Говорят, если ехать между ночью и утром достаточно быстро, то утро не наступит никогда, и не будет этой проклятой жары, этих слепящих лучей, отражающихся от любой металлической или стеклянной поверхности вдоль дороги. Пока хватит бензина.
Мотор взрёвывает, повинуясь повороту рукоятки рукой в перчатке с обрезанными пальцами. Мой верный стальной конь несет меня к вершине холма. За спиной разъяренным огненным монстром вылетает из-за горизонта распухшее солнце, и только что бывшее темно-синим небо мгновенно выцветает и становится белёсо-голубым, как застиранные джинсы. Потоки огня захлестывают последнюю отчаянно сопротивляющуюся звезду, и наступает – утро? Полдень?
Спину, затянутую в черную кожаную броню, почти сразу начинает припекать, и тело отзывается струями пота. Глаза слезятся, а на зубах скрипит вездесущая пыль, несмотря на опущенное поляризованное забрало шлема. Стоит лишь притормозить, и мотор станет перегреваться, а это чревато. Мой Иж с расточенной под колесо от Харли-Дэвидсона передней вилкой начинает задыхаться. Но вот, наконец, и вершина холма. Я резко сбрасываю газ, торможу и ставлю ногу в ботинке со стальной оковкой на мягкий и липкий асфальт. Что ж, гонку за ночной прохладой я проиграл. Но осмотреться, прикинуть план дальнейших действий и попить воды просто необходимо.
Я достаю из притороченной к седлу мотоцикла кожаной сумки алюминиевую флягу с уже теплой подсоленной водой, делаю три жадных глотка и включаю диктофон.
«18 июля 1990 года, 6.32 утра. Миссия 13, начало. Порученец 127.»
Синтезированный голос навигатора в наушнике: «До цели 3 километра. Температура воздуха 32 градуса Цельсия с последующим повышением.»
Да, Радченко уже виден отсюда сквозь плывущее марево раскаленного воздуха. Ладно, последний рывок.
инвестиции рубля в развитие страны запрещены -печать не умеем
Нее превозмочь- Мир разрознен...
Чё так грязно ругаешься?
Ну,тебе видней,кто там какой ориентации.А если такой прозорливый,то и деть себя найдёшь куда.
Ладно, Александр, С праздником тебя! Никуда не денешься Мы родились тут. И, деться нам некуда.
Но залу...... протестовать всё равно надо.
Стих сила 
слишком много
ПОНРАВИЛОСЬ
а мат зачем
А дальше?
Не поместилось. Срезалось.
Чтоб нивы колосились тут, и зеленели пажити,
И сами в рот нам прыгали с подскоком калачи –
Призвать варягов импортных над нами снова княжити
И видеть сны блаженные свернувшись на печи.
Спасибо!