Жаль, что автора не знаю...
---------------------

Сорок первый – год потерь и страха
Заревом кровавым пламенел…
Двух парней в растерзанных рубахах
Выводили утром на расстрел.

Первым шёл постарше, тёмно-русый,
Всё при нём: и силушка, и стать,
А за ним второй – пацан безусый,
Слишком юный, чтобы умирать.

Ну, а сзади, еле поспевая,
Семенила старенькая мать,
О пощаде немца умоляя.
«Найн,- твердил он важно,-растреляйт!"

«Нет! – она просила,- пожалейте,
Отмените казнь моих детей,
А взамен меня, меня убейте,
Но в живых оставьте сыновей!"

И ответил офицер ей чинно:
«Ладно, матка, одного спасайт.
А другого расстреляем сына.
Кто тебе милее? Выбирайт!»

Как в смертельной этой круговерти
Ей сберечь кого–нибудь суметь?
Если первенца спасёт от смерти,
То последыш – обречён на смерть.

Зарыдала мать, запричитала,
Вглядываясь в лица сыновей,
Будто бы и вправду выбирала,
Кто роднее, кто дороже ей?

Взгляд туда-сюда переводила...
О, не пожелаешь и врагу
Мук таких! Сынов перекрестила.
И призналась фрицу: «Не могу!»

Ну, а тот стоял, непробиваем,
С наслажденьем нюхая цветы:
«Помни, одного – мы убиваем,
А другого – убиваешь ты».

Старший, виновато улыбаясь,
Младшего к груди своей прижал:
«Брат, спасайся, ну, а я останусь,-
Я пожил, а ты не начинал».

Отозвался младший: «Нет, братишка,
Ты спасайся. Что тут выбирать?
У тебя – жена и ребятишки.
Я не жил, - не стоит начинать».

Тут учтиво немец молвил: «Битте,-
Отодвинул плачущую мать,
Отошёл подальше деловито
И махнул перчаткой,- расстреляйт!"

Ахнули два выстрела, и птицы
Разлетелись дробно в небеса.
Мать разжала мокрые ресницы,
На детей глядит во все глаза.

А они, обнявшись, как и прежде,
Спят свинцовым беспробудным сном,-
Две кровинки, две её надежды,
Два крыла, пошедшие на слом.

Мать безмолвно сердцем каменеет:
Уж не жить сыночкам, не цвести...
«Дура-матка, – поучает немец, -
Одного могла бы хоть спасти».

А она, баюкая их тихо,
Вытирала с губ сыновних кровь…
Вот такой,– убийственно великой,-
Может быть у Матери любовь.

Жил в старой деревне отшельник-горбун,
Его опасались, его не любили.
Шли слухи о нём, будто он - злой колдун,
И люди его стороной обходили.
Бродил он с картофельным ветхим мешком,
В пальто многолетнем, изъеденном молью.
И если его провожали смешком,
Он тихо вздыхал, без обиды, но с болью.
А люди глумились, шепчась за спиной,
Рога у него, мол, под шапкою скрыты,
И оттого этот малый хромой,
Что у него вместо пальцев - копыта.
Однажды вселилась в деревню беда:
То всходы пшеницы погибнут под градом,
То летом, в июле, придут холода,
То волки порежут на пастбище стадо.
Настали тревожные, тяжкие дни -
Придётся им туго зимой без зерна.
Не зная, что делать, решили они:
"Горбун виноват! Смерть тебе, Сатана!
Пойдёмте, пойдёмте скорее к реке!
Он там, он в землянке живёт, как изгнанник.".
И двинулись скопом. И в каждой руке
Зажат был в дороге подобранный камень.
Он шёл им навстречу, печален и тих.
Он всё уже знал, он неглупый, он понял.
И он не свернул, он не скрылся от них,
А только лицо своё спрятал в ладонях.
Ни разу не вскрикнув под градом камней,
Он только шептал: "Пусть простит вас Всевышний!
Камнями - по телу, но сердцу больней.
На вас не похож, значит - злой, значит - лишний...".
Закончилась казнь. Кто-то грубо сказал:
"Давайте посмотрим уродскую спину!
Ни разу не видел такого горба!",
Пальто, всё в крови, он с убитого скинул.
В больном любопытстве томилась гурьба.
Вдруг молча, как статуи, люди застыли.
"Злой чёрт", "Сатана" прятал вместо горба
Под старым пальто белоснежные крылья...
..................***................
И мимо землянки, глаза опустив,
Проходят жестокие глупые люди.
Всевышний, быть может, им это простит,
Но ангела больше в деревне не будет...

Был когда-то Моисей
Не блондин, не фарисей.
Был умен не в меру он
Слышал глас, иль может звон,
Не ученый, не философ,
Из вещей – один лишь посох.
Вкруг себя собрал народ
Весь свой незабвенный род,
И повел бродить по свету,
Бога славя, его лету.
Год прошел, народ идет
Черти что в дороге жрет.
Толи спит, а толи нет,
Так проходит сорок лет.
Сорок лет мудрил, старался,
Своей властью упивался,
Резал орган малышам,
А кто не хочет – по ушам.
Мол, я – дядя Моисей
Вершу Богом подвиг сей.
Так за сорок лет весь род
Робот стал, а не народ.
Моисей давно почил:
Может, кто-то замочил,
Может, помер сам, кто знает?
Пусть философы гадают.
Был потом Иисус Христос
Бородой большой оброс.
В тридцать лет явился миру,
Став на век для всех кумиром.
Не на век, на тыщу лет!
Бородой затмил весь свет.
Его – ХЛОП по левой щечке
Небольшой такой цепочкой,
Он и правую туда же:
«Не волнуйтесь, все улажу».
Мол, вы Бога не гневите,
Коли бьют, как есть примите.
Так вот до сих пор живем
Черти чем и что жуем.
Повели нас по этапу
«Благоверные» сатрапы.
Вот уже который год
Бродит во хмелю народ.
Не один – народы все
В какой-то жуткой полосе.
Задурманены мозги,
Не видать вокруг ни зги:
Все в какой-то пелене
На одной сидят волне,
Не пытаются грести,
Ждут, кто сможет повести.
А водила не родился,
Тот, кто мог, давно уж спился.
Вот и ждут конца начала
«Чья ни то, моя б молчала».
Март 2002 года

Тяжел выбрать САМОЕ. Много любимых.
/Два абсолютно разных человека.../
Два абсолютно разных человека
Смотрели, как танцует в парке дождь…
Один сказал, что дождь – сердечный лекарь,
Другой, что дождь – вода, а чувства – ложь…
Потом нежданно солнце заискрилось,
Как будто у небес своя игра…
Один сказал, что это Божья милость,
Другой сказал: «Замучила жара»
А мимо них прохожие спешили,
Мелькали, исчезая, кто куда…
Один сказал: «Какие люди злые…»
Другой спросил «А вдруг у них беда?»
А в парке на земле лежал мужчина…
Смотрели люди, косо, и ворча…
Один сказал: «Напился, как скотина»
Другой: «А вдруг инфаркт? Скорей врача…»
По парку шли влюблённые, казалось,
Что ловят каждый взгляд друг друга, вдох…
Один сказал: «Уж лучше б не влюблялась…»
Другой сказал: «Счастливые… Дай Бог…»
И вот уже у входа магазина,
Застыл один от этой красоты…
Другой сказал «Немытая витрина…»,
А первый… любовался на цветы…
А дома… «Посмотри…», - она сказала,
С восторгом, у раскрытого окна…
А он ответил: «Рама старой стала…»
Она ему: «Да нет же, там луна!!!»
Один ворчал на всех вокруг полвека,
Другой любил весь мир… за солнца свет.
Два абсолютно разных человека
Живут в одной квартире много лет…

Все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда не резкие
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда не веские
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах — не по телефону,
а если уж плакать — так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона
любимые песни — все хриплым голосом,
все стихи любимые — неизвестные
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные
все важные встречи всегда случайные
самые верные подданные — предатели,
цирковые клоуны все печальные,
а упрямые скептики все — мечтатели
если дом уютный — не замок точно,
а квартирка старенькая в одессе
если с кем связаться — навеки, прочно
пусть сейчас не так всё, но ты надейся
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся
если уж менять — так всю жизнь по-новому
что всего важнее — то не забудется,
а гениальные мысли всегда бредовые
кто ненужных вычеркнул — те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь

Идут белые снеги, как по нитке скользя... Жить и жить бы на свете, но, наверно, нельзя. Чьи-то души бесследно, растворяясь вдали, словно белые снеги, идут в небо с земли. Идут белые снеги... И я тоже уйду. Не печалюсь о смерти и бессмертья не жду. я не верую в чудо, я не снег, не звезда, и я больше не буду никогда, никогда. И я думаю, грешный, ну, а кем же я был, что я в жизни поспешной больше жизни любил? А любил я Россию всею кровью, хребтом - ее реки в разливе и когда подо льдом, дух ее пятистенок, дух ее сосняков, ее Пушкина, Стеньку и ее стариков. Если было несладко, я не шибко тужил. Пусть я прожил нескладно, для России я жил. И надеждою маюсь, (полный тайных тревог) что хоть малую малость я России помог. Пусть она позабудет, про меня без труда, только пусть она будет, навсегда, навсегда. Идут белые снеги, как во все времена, как при Пушкине, Стеньке и как после меня, Идут снеги большие, аж до боли светлы, и мои, и чужие заметая следы. Быть бессмертным не в силе, но надежда моя: если будет Россия, значит, буду и я.

Льюис Кэрролл. АЛИСА В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Верлиока
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле.
Зеленавки хрющали порой.

"Милый сын, Верлиоки беги, как огня,
Бойся хватких когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов".

Вынул меч он бурлатный тогда из ножон,
Но дождаться врага всё не мог,
И, в глубейшую думу свою погружен,
Под ветвями Тум-Тума прилег.

И пока предавался он думам своим,
Верлиока вдруг из лесу – шасть!
Из смотрил его – жар, из дышил его – дым,
И, пыхтя, раздыряется пасть.

Раз и два! Раз и два!.. Окровилась трава...
Он пронзил Верлиоку мечом.
Тот лежит неживой... А с его головой
Скоропясь, полетел он скачом!

"Сын, ты зло погубил, Верлиоку убил!
Обними меня – подвиг свершен.
Мой Блестянчик, хвала!.. Урла-лап! Кур-ла-ла!.." –
Зауракал на радости он...

Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле.
Зеленавки хрющали порой.

Одного стихотворения мне мало. Есть любимые поэты. Есть чудные их творения. Мир поэзии необъятен, и я счастлив, что могу соприкоснутся с ним и увидеть красоту его или жесткую правду мирского бытия. ........... "Как мало человеку всё же надо! / Одно письмо.Всего-то лишь одно. / И нет уже дождя над мокрым садом, / И за окошком больше не темно... / Зажглись рябин весёлые костры, / И всё вокруг вишнёво-золотое... / И больше нет ни нервов ни хандры, / А есть лишь сердце радостно-хмельное! / И я теперь богаче чем банкир. / Мне подарили птиц, рассвет и реку, / Тайгу и звёзды, море и Памир! / Твоё письмо,в котором целый мир / Как много всё же надо человеку!... Эд. Асадов.........."И Томлинсон взглянул наверх и увдал в ночи / Замученной В Аду звезды кровавые лучи. / И Томлинсон взглянул к ногам, и там, как страшный бред, / Горел замученной звезды молочно-белый свет." Р. Киплинг...... Стихи удивительные, но никак не сравнимы: каждому - своё.

Наша Таня громко плачет
Уронила в речку мячик
Громче, Танечка заплачь!
Уплывает, чертов мяч!
Слезы льют из глаз дождем,
Ну в общем мяч тут не причем.
Утром у Татьяны в школе
Голова болела что ли,
И они с подружкой Ирой
Выпили немножко пива!
После 5-го бокала
Директриса их застала,
Таня что то разозлилась
И поскольку находилась
в состоянии поддатом
То ее послала МАТОМ!
Директриса завелась..
В общем драка началась!
Ну и как-то там По-пьяни
Поломали нос Татьяне,
Суть не в том, что глаз подбит,
Сердце у нее болит!
Таня без предупрежденья
Парень бросил в воскресенье!
Ну как же тут не повеситься На 4-м месяце?!?!
Все бы было ничего,
Если б знала от кого!
И вдобавок шла домой
Мяч несла перед собой,
Мало было неудач
Уронила в речку мяч!!!!
Таня смотрит с берега
Таню бьет истерика.
Тише, Танечка не плачь,
Не утонет, чертов мяч! https://pesni.guru

Сухое левантинское лицо,
упрятанное оспинками в бачки,
когда он ищет сигарету в пачке,
на безымянном тусклое кольцо
внезапно преломляет двести ватт,
и мой хрусталик вспышки не выносит;
я жмурюсь — и тогда он произносит,
глотая дым при этом, «виноват».
Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях атавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде,
и прелых лавров слышен аромат.
«Налить вам этой мерзости?» «Налейте».
Итак — улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюги.
Квадрат окна. В горшках — желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо…
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз златокарий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Борис Леонидович Пастернак"Никого не будет в доме..."
* * *
Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.
Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк моховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.
И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.
И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.
Но нежданно по портьере
Пробежит сомненья дрожь, -
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.
Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.
1931

Их много. Вот это по сезону- Вновь шагает осень золотым парадом,
На лицо набросив дождика вуаль.
Я бреду неспешно желтым листопадом.
Ты со мной не рядом и мне очень жаль.....
Нарядились клёны в солнечной аллее,
На ковёр из листьев уронила взгляд...
Будь со мною рядом, станет мне теплее.
Осень мне примерит праздничный наряд.
Мы молчим о главном, говоря о разном...
Ведь не всё словами можно объяснить.
Лист кленовый шепчет:"Не грусти напрасно.
Унывать не надо, надо просто жить!
Радоваться клёнам в золотом убранстве,
Тонким паутинкам, долгому дождю...."
Мне так одиноко в жизненном пространстве.
Приходи скорее, я тебя так жду!

Думала, что главное в погоне за судьбой —
Малярно-ювелирная работа над собой:
Над всеми недостатками, которые видны,
Над скверными задатками, которые даны,
Волшебными заплатками, железною стеной
Должны стоять достоинства, воспитанные мной.
Когда-то я так думала по молодости лет.
Казалось это главное, а оказалось нет.
Из всех доброжелателей никто не обьяснил,
Что главное, чтоб кто-нибудь вот ТАК тебя любил:
Со всеми недостатками, слезами и припадками,
Скандалами и сдвигами, и склоностью ко лжи,
Считая их глубинами, считая их загадками,
Неведомыми тайнами твоей большой души.

ЗЕМЛЯКИ

Земляки, простите, я уехал,
Но мне очень хочется домой
Что б вернуться, в жизни есть помеха
И она всегда, везде со мной

То любимая работа меня держит,
То квартиру дали в городе родном,
То камень на душе, то в горле першит
Вы простите, я прошу лишь об одном

Может быть, когда нибудь вернусь
И узнают, может быть, меня не все
Я в родной деревне в детство окунусь
Вспомню я её во всей своей красе

До земли деревне милой поклонюсь
Вспомню всех, кто жил, когда то суетясь
И к стене родной избы я прислонюсь
Попрошу прощенья, богу помолясь.

Ми.Ф. 2008г.

Вот так мы живём – по разным с тобой городам. Засыпаем не вместе, не вместе встречаем рассветы. Только в сердце слова – «я тебя никому не отдам» Ещё держат хоть как-то на этой планете. Вот так мы живём – поцелуи рисуем онлайн. И мечтаем, мечтаем, желаем прижаться губами. И признанья летят – «я тебя никому не отдам». И опять я скучаю, безумно-безумно скучаю. Вот так мы живём – я молюсь за тебя по ночам, Чтоб хранил тебя Бог от беды и ненастий. Повторяя в душе – «я тебя никому не отдам», В ожидании встреч, в ожидании счастья...

Как бросила меня,
Жить стало тяжело,
Так больно.
Лето было чудно
Не забуду я её
Вот небольшой вокзал,
Это она бежит,
Взять билет.
Не оглянулась даже,
Пропала с моих глаз...
Ой, ой ты, черный поезд!
Забрал мою милую.
Вот погасла их любовь,
Сгорела и остался лишь дым!
Вокзаль уже пустой,
Никто уже не ждет поезда.
Источник teksty-pesenok.ru
Только она стоит,
Держит в руке свой платок.
Очень любит его,
И в меня без ума влюблена.
Не интересует она уже меня!
Ой, ой ты, черный поезд!
Забрал мою милую.
Будет любовь новая
Но не изменяется пе-сня!

Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру "шесть", светильника замасленную жесть, колышет пламя снежная струя, солдат в бреду... И возле койки - я. И рядом смерть. Мне трудно вспоминать, но не могу не вспоминать о нем... В Москве, на Бронной, у солдата - мать. Я знаю их шестиэтажный дом, московский дом... На кухне примуса, похожий на ущелье коридор, горластый репродуктор, вечный спор на лестнице... ребячьи голоса... Вбегал он, раскрасневшийся, в снегу,

Я люблю окунуться в осадки,
Утонуть в летних теплых дождях!
Улыбнуться внезапной разрядке,
Небо мокрое прятать в кудрях!
Отпускать стаи мыслей тревожных,
И смолою сосновой дышать...
Забывать о мотивах безбожных,
И о том, что я должен Решать!
Наслаждаться озоновой влагой,
Избегая мирские долги,
Наполняться веселой бравадой,
Прочь из памяти... цифры, торги!
На мгновение вспомнить о детстве...
Вновь на рейде мои Корабли!
Им неведомы ужасы бедствий,
Они страстный покой обрели...