В основе всех песен бардов – трагедия человеческой несвободы и реакция на эту трагедию. И то, как это происходило тогда у нас – эта картина ясная и мрачная. От болезни несвободы людям хочется бежать, а бежать некуда: по периметру стоят часовые с автоматами. Любой буквальный протест неминуемо приводит за решетку, а в школе детям в пример ставят Павлика Морозова, сдавшего родного отца под расстрел чекистам.
Остается один, классический путь – спасение, побег в незаконную любовь. Но как в нее ни убегай, трагедия никуда не девается: она как чудовищный задник в театре, с колоннами цвета запекшейся крови – страшный дом, в котором происходят все эти истории. И поэтому побег в любовь был как обреченный на неудачу побег из лагеря. И отсюда – трагическая интонация большинства песен бардов.!?
Жизнь — бардак!
Что-то, видимо, в ней не так,
Если девушки с юных лет
Уж не девушки, нет!
А был еще такой замечательный певец Юрий Кукин, и в его песнях был несуществующий мир. Цитата из самой известной его песни: «ну что ты, брат, свистишь – мешает жить Париж».
В условиях насквозь неправдивой власти весь остальной мир был миражом: зловредным с официальной точки зрения, и недостижимым сказочным краем – для всех остальных. А когда человек насильно привязан к одному месту, всегда наступает застой и вырождение.
И приходилось придумывать новые земли.
Борис Гребенщиков – Город (Ю. Кукин)
А раз уж про любовь – тогда вот еще немного Клячкина, потому что он был самый влюбленный из них всех. Поэтому я и пел его в юности, не переставая. Потому что как будто он один знал – что у меня на сердце, и находил мелодию и слова, чтобы я мог это пропеть.
В 1970-е годы мы с моим другом даже разделяли сферы влияния – сидели по ночам у него в комнате в коммуналке, гости приходили и приносили вино и чай, и мы пели – он прекрасно пел Окуджаву, а я Клячкина.
Тогда я только-только начинал учиться писать песни. Собственно, именно отталкиваясь от этих песен я и начал писать: потому что, как бы прекрасны ни были песни бардов, они были еще из прошлого: песни героев, которые, как матросы «Варяга», героически уходят на дно. А я чувствовал другое – ветер в парусах; чувствовал всем своим существом, что нам в жизни дана возможность прожить по-другому. И ждал песен, которые будут про нас.
А чтобы уметь писать песни, как должно их писать, я учился у мастеров.
https://aerostatbg.ru/release/916