Пожары над страной всё выше, жарче, веселей,
Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там — в галоп, под пули в лоб, —
И мир ударило в озноб
От этого галопа.

Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влёт,
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдёт.

Увёртливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы, и мысли на бегу,
А ветер дул — и расплетал нам кудри,
И распрямлял извилины в мозгу.

Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чём,
А — Время подскакало, и Фортуна улыбалась,
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом;
Седок — поэт, а конь — Пегас,
Пожар померк, потом погас,
А скачка разгоралась.

Ещё не видел свет подобного аллюра —
Копыта били дробь, трезвонила капель.
Помешанная на крови слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.

И кто кого — азартней перепляса,
И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Удача впереди и исцеление больным.
Впервые скачет Время напрямую — не по кругу.
Обещанное завтра будет горьким и хмельным...
Легко скакать — врага видать,
И друга тоже... Благодать!
Судьба летит по лугу!

Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —
Замешкалась она, забыв махнуть косой, —
Уже не догоняли нас и отставали пули...
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!

Пел ветер всё печальнее и глуше,
Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
Ветра и кони и тела, и души
Убитых выносили на себе.

1977

Не писать стихов мне и романов,
Не читать фантастику в углу —
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую — сам сяду на иглу.

Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так обеспечил тылы…
Эх вы, парни мои «шировые»,
Поскорее сходите с иглы!

В душу мне сомнения запали,
В голову вопросы мне сверлят —
Я лежу в палате, где глотали,
Нюхали, кололи всё подряд.

Кто-то так залечил свою душу,
Кто-то просто остался один…
Эх вы, парни, бросайте «морфушу» —
Перейдите на апоморфин!

Рядом незнакомый шизофреник —
В него тайно няня влюблена —
Говорит: «Когда не хватит денег —
Перейду на капли Зимина».

Кто-то там проколол свою совесть,
Кто-то в сердце вкурил анашу…
Эх вы, парни, про вас нужно повесть,
Только — повестей я не пишу.

Требуются срочно перемены!
Самый наш весёлый тоже сник.
Пятый день кому-то ищут вены,
Не найдут — он сам от них отвык.

Кто-то даже нюхнул кокаина —
Говорят, что — мгновенный приход;
Кто-то съел килограмм кодеина —
И пустил себя за день в расход.

Я люблю загульных, но не пьяных,
Я люблю отчаянных парней.
Я лежу в палате наркоманов —
Сколько я наслушался здесь, в ней!

Кто-то гонит кубы себе в руку,
Кто-то ест даже крепкий вольфрам…
Добровольно принявшие муку,
Эта песня написана вам!

"С меня при цифре 37 в момент слетает хмель,
Вот и сейчас, как холодом подуло...
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,
И Маяковский лег виском на дуло."

"... Срок жизни увеличился,
И, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время."
Всего пяток прибавил ты к той цифре 37...Всего пять лет накинул к жизни плотской. И в 42 жизнь кончили и Пресли и Дассен, И в 42 закончил жизнь Высоцкий.
Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт. Он сердцем пел -- и сердце разорвалось. У самого обрыва, на краю простора нет, Поэтому и жизнь короткая досталась.
Но на дворе XX век - остался голос жить: Записан он на дисках и кассетах. И пленки столько по стране, что если разложить, То ею можно обернуть планету.
И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен, И пусть молчат, что умер наш Высоцкий -- Что нам Дассен, о чем он пел - не знаем мы совсем, Высоцкий пел о жизни нашей скотской.
Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел, Свою большую совесть в мир обрушив, По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел, И резал в кровь свою и наши души.
И этих ран не залечить и не перевязать, Вдруг замолчал -- и холодом подуло. Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать -- За всех за нас он лег виском на дуло. В. Гафт.

Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
В которое болею или пью.
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и ещё -
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу.
Или когда всё время против шерсти,
Или когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, коль слово "честь" забыто
И коль в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне, и неспроста, -
Я не люблю насилья и бессилья,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в неё плюют.
Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

Распечатать

Я не люблю фатального исхода.
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста —
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

Владимир Солоухин.

Владимиру Высоцкому - самому высокому из нас.

Хоть о камень башкою,
Хоть кричи - не кричи,
Я услышал такое
В июльской ночи -
Что в больничном вагоне,
Не допев лучший стих,
После долгих агоний
Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели,
Хоть кричи - не кричи,
Что же мы проглядели ?
И друзья,и врачи.
Я в бреду,как в тумане,
Вместо компаса злость.
Отчего,россияне,
Так у нас повелось.

Только явится парень
Неуемной души -
И сгорит,как Гагарин,
И замрет,как Шукшин,
Как Есенин повиснет,
Как Вампилов нырнет,
Словно,кто поразмыслив,
Стреляет их в лет.

До свидания,тезка !
Я пропитан тобой -
Твоей рифмою хлесткой
И хлесткой судьбой.
Что там я,миллионы,
Точнее народ,
Твои песни - знамена
По жизни несет.

Ты был совесть и смелость,
И личность и злость,
Чтобы там тебе пелось
И, конечно, пилось.
В звоне струн, в ритме клавиш
Ты навеки речист,
До свидания, товарищ,
Народный артист!

Владимир Солоухин.

Владимиру Высоцкому - самому высокому из нас.

Хоть о камень башкою,
Хоть кричи - не кричи,
Я услышал такое
В июльской ночи -
Что в больничном вагоне,
Не допев лучший стих,
После долгих агоний
Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели,
Хоть кричи - не кричи,
Что же мы проглядели ?
И друзья,и врачи.
Я в бреду,как в тумане,
Вместо компаса злость.
Отчего,россияне,
Так у нас повелось.

Только явится парень
Неуемной души -
И сгорит,как Гагарин,
И замрет,как Шукшин,
Как Есенин повиснет,
Как Вампилов нырнет,
Словно,кто поразмыслив,
Стреляет их в лет.

До свидания,тезка !
Я пропитан тобой -
Твоей рифмою хлесткой
И хлесткой судьбой.
Что там я,миллионы,
Точнее народ,
Твои песни - знамена
По жизни несет.

Ты был совесть и смелость,
И личность и злость,
Чтобы там тебе пелось
И, конечно, пилось.
В звоне струн, в ритме клавиш
Ты навеки речист,
До свидания, товарищ,
Народный артист!

Душа поэта много нам сказала,
О красоте, природе, о любви…,
О том, что и цензура запрещала,
Поэт нередко с нами говорил…
Его травили и в упор стреляли,…,
Наветами пытались рот закрыть…
Наивные! Они не понимали-
Что им написано, тому и жить!
Река становится безбрежным морем,
Неиссякаем родников исток…
Ушёл поэт…, но он, по Божьей воле,
Жить продолжает дальше среди строк!
Не зачеркнуть, не вырубить коренья,
Чернилами и даже топором,
И не закрыть всё от народа тенью,
Всё, что написано его пером.
Не пропадут труды его напрасно,
Поэт о многом в строчках рассказал,-
Как о противном, так и о прекрасном…
Так, как всё это сердцем принимал.
Не тот поэт, кто крайности не зная,
Жизнь прожил в лести до своих седин,
А тот, кто честь на злато не меняя,
К тому ж, писал и жил, как гражданин…

И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
про войну будут детские игры с названьями старыми
и людей будем долго делить на друзей и врагов.
А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется
и когда наши кони устанут под нами скакать,
и когда наши девушки сменят шинели на платьица,-
не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять...

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,Принарядившись для сирых , блаженных,калек. Грубая Ложь эту правду к себе заманила - мол оставайся ка ты у меня на ночлег! И легковерная Правда спокойно уснула,слюни пустила, разулыбалась во сне. Хитрая Ложь на себя одеяло стянула, в Правду впилась и осталась довольна вполне....

Корабли постоят и ложатся на курс, но они возвращаются сквозь непогоду. Не пройдёт и полгода и я появлюсь, чтобы снова уйти на полгода. Возвращаются все, кроме лучших друзей. Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все, кроме тех, кто нужней. Я не верю судьбе, а себе ещё меньше.

Так дымно..что в зеркале нет отраженья и даже напротив не видно лица, А пары успели устать от круженья...... И все таки я допою до конца.......Полгода не балует солнцем погода и души застыли под коркою люда . И видно напрасно я жду ледохода и память не может согреть до конца.....

Ушли года,как люди в черном списке. Все в прошлом, я зеваю от тоски. Она ушла безмолвно по-английски, но от неё остались две строки. Вот две строки - я гений, прочь сомненья,Даешь восторги лавры и цветы:"Я помню это чудное мгновенье, когда передо мной явилась ты."

Для остановки нет причин иду скользя .И нет на свете тех вершин ,что взять нельзя Среди нехоженных дорог Один путь мой Среди не взятых рубежей. Один за мной!!!Вечная память Владимиру Высоцкому!

Ожесточённая, мощная лирика борьбы добра со злом ! Надрывная музыка отчаяния подвига во имя победы! Вечно будет сиять над Россией звезда памяти этого достойного человека!

Он вернётся вновь,Камнем или птицею, По-французски будет петь,по-гречески. А умрёт,Так похороним без милиции-Птицу можно хоронить по-человечески.(В.Солоухин)

Да, хороший был мужик. Рано сгорел. Я была у него на концерте, тогда ещё он только начинал, но молодёжь его уже тогда признала. И концерты были не легальные.

ИДЁТ ОХОТА НА ВОЛКОВ,ИДЁТ ОХОТА!!! НА СЕРЫХ ХИЩНИКОВ - МАТЁРЫХ И ЩЕНКОВ,КРИЧАТ ЗАГОНЩИКИ И ЛАЮТ ПСЫ ДО РВОТЫ....КРОВЬ НА СНЕГУ И КАПЛИ КРАСНЫЕ ФЛАЖКОВ.....

Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул - и расправлял нам кудри,
И расплетал извилины в мозгу

В молодости было много пластинок с песнями Высоцкого. Слушали магнитофонные записи. Хорошее было время. куда все делось?